– Ты же все понимаешь, я не могу тебя оставить. Или ты, или мы.
От его тона даже у слона побежали бы мурашки, а у меня и вовсе пересохло во рту. Петр дико завращал глазами, кажется даже пытаясь мычать. Люкка осторожно положил ладонь на впалую обожженную грудь мужчины, и тот вытаращился. Из краешка глаза по щеке скользнула слеза, и из сузившихся зрачков стала медленно испаряться жизнь.
Я похолодела и схватила Даю за руку, тихо пробормотав:
– Что происходит?
– Люк перекрыл ему энергию, – пояснила та. Борис спокойно и отчужденно следил за страшным процессом, лицо Петра покрыла мертвенная бледность, губы посинели. Люк поднялся, тяжело вздохнув, и задумчиво обернулся ко мне.
– Ты его убил, да? – прошептала я, меня сильно тошнило. Пол качался под ногами, а комната кружилась.
Тот хмуро кивнул:
– Он умрет через сутки.
Понимать, что мужчина, который тебе дорог, способен на убийство, и видеть, как он убивает, совсем не одно и то же. Меня затрясло, от лица отхлынули краски. Мы смотрели друг на друга в глухой тишине.
– Ладно… – Я сглотнула. – Либо мы, либо он. Понятно.
В следующее мгновение Люк сгреб меня в охапку, прижимая к себе. Дая смущенно кашлянула, вероятно чувствуя себя лишней в своем собственном доме.
– Борис отвезет его в участок, но сначала, Люк, нужно залечить твои царапины. Звери могут быть ядовиты, как бы не воспалилось…
Он не хотел отпускать меня, словно боялся, что я сбегу.
– Она права, – подтвердила я, осторожно отодвигаясь.
Первое потрясение прошло и наступило настоящее облегчение. Если я могла принимать Люкку таким, то теперь мне нипочем ни один скандал с ним. А их будет много, ведь, как в сказке, я собиралась с ним жить долго и, по возможности, счастливо.
На кухне Дая развела воду с сахаром, а потом принялась протирать тряпицей, смоченной в растворе, царапины Люка. Оттого, как ткань моментально пропитывалась кровью, словно вытягивала ее из ранок, у меня закружилась голова. Вид крови доводил меня до безумия.
– Ладно, – пробормотала я, – пожалуй, подышу свежим воздухом.
Люк неохотно согласился, хмуро сведя брови у переносицы, и тут же болезненно поморщился от очередного компресса. Похоже, он не до конца был уверен, что я готова остаться рядом с ним после того, что наблюдала.
На улице из-за солнца стало немного теплее. Ветер совсем стих, и гора листьев у забора, собранная вечером Борисом, спокойно дожидалась сожжения. Я прогулялась по дорожке. Наверное, наше путешествие все равно закончилось бы ничем. Рома не мог сопротивляться своему сливочно-масляному рекламному раю. Жаль, что расстались мы на плохой ноте. Я старалась не думать о Петре, умиравшем в гостиной, но его изломанная фигура все равно возникала перед мысленным взором.
– Женя! – услышала я приглушенный шепот и резко оглянулась. Всего в пяти шагах от меня стоял Роман. Признаться, парень сильно меня напугал: на мертвенно-белом лице горели темные глаза, ярко-алые губы сложились в горькую линию.
– Рома? – Подходить не хотелось. Я испуганно оглянулась на дом и хотела крикнуть Люка.
– Подожди! – лихорадочно зашептал он, замахав руками. – Не зови его! Я пришел сказать «прощай».
– Прощай! – Я попятилась, Рома сделал в мою сторону широкий шаг.
В нос ударил резкий запах, от которого к горлу подкатила тошнота. Перед глазами потемнело, двор, строения, забор, фигура парня стали черно-белыми, с ярко очерченными контурами, словно в телевизоре, где экран настроили на слишком большую резкость.
– Идем со мной! – шептали губы Ромы.
К собственному ужасу, я поняла, что подчиняюсь. Хватаюсь за его протянутую ледяную руку, и внутри разгорается странная злая радость. Ватные ноги направились куда-то. А потом сознание потухло…
Вокруг шуршали листья, лес зачарованно молчал. Чужая холодная рука сжимала мои пальцы и тянула куда-то через валежины и поваленные деревья. Ноги ныли, как после долгой ходьбы, колени сами разгибались, заставляя совершить очередной шаг. Я широко распахнула глаза, голова включилась, будто где-то внутри щелкнул рубильник. Передо мной шел Роман, тащивший меня через чащобу. Часто моргая, я диковато озиралась, страшась подать голос.
Что он со мной сделал? В этом страшном мире любой мог сотворить подлость: обездвижить, заморочить. В висках стучалась резкая боль, во рту пересохло, а воздух, казалось, царапал гортань.
– Уже скоро, – бормотал Рома, – скоро.
Он оглянулся, и меня охватил ужас. Его глаза были глазами безумца – ни мысли, ни чувств, одна бесконечная пропасть в расширенных застывших зрачках.
– Женя, мы почти дошли. – Руку саднило, так сильно парень сжимал ее.
– Смотри! – Он остановился, заставляя и меня встать.
Мы подобрались к обрыву, а внизу между острыми скалами простиралась долина, где, словно клыки, из земли торчали острые валуны. Место пугало и подавляло.
– Прыгай! – Вдруг широко улыбнулся Роман и неожиданно толкнул меня в пропасть.
Вскрикнув, я свалилась вниз и шарахнулась о каменный уступ, скрытый нависшим пластом земли.
– Чтоб тебя! – Лежа и морщась от боли, я схватилась за отбитый позвоночник. Кажется, от удара у меня хрустнули все кости. Рома легко спустился и встал рядом.
– Вставай! – Он радостно улыбался, как последний идиот.
Опираясь на камень, я с трудом поднялась. Голова закружилась от высоты.
– Не медли! – Парень схватил меня за руку, теперь меня затрясло от страха. В следующее мгновение он с силой пихнул меня, глядя в глаза. Теперь я полетела молча, сжав зубы. Но в последнее мгновение, зацепившись на выступ, повисла на вытянутых руках. От боли в покарябанных пальцах со сломанными до крови ногтями в глазах выступили слезы. Я посмотрела вниз и осторожно спрыгнула на плоский камень. В лодыжке тут же что-то нехорошо хрустнуло, ногу свело.