– Вот чихнула так чихнула… – прошептала, сглотнув, Ия.
Они выскочили из города, а оттуда ринулись в лес. Дорога с глубокими колеями петляла, как пьяная, занося и утягивая колеса в грязь. Оставалась единственная надежда, что головорезы застрянут в какой-нибудь приличной луже и утонут по крышу, но их автомобиль обладал странным везением, не думая сбавлять скорость.
На очередном повороте им навстречу выскочил уже знакомый седан дорогущей марки, несущийся на сумасшедшей скорости. Только чудом, выкрутив руль, Феликсу удалось избежать лобового столкновения, внедорожник криво выпрыгнул из колеи. Огромное дерево приближалось. Ия закричала от страха и краем сознания услышала зубодробительный скрежет сминаемого железа. Мужчина резко нажал на тормоз, их развернуло на мокрых скользких листьях – и вот они уже стояли носом в противоположном направлении. Машина их преследователей дымилась, врезавшись в дерево. Капот превратился в гармошку, из-под него вырывались языки пламени. Испуганные люди высыпали наружу, боясь взрыва.
– Нам нужно догнать Романова! – выкрикнула Ия, тыча пальцем в уходящий седан. – Маятник наверняка с ним!
Феликс выжал сцепление. В воздухе отчетливо запахло озоном, неожиданно в разбитой машине что-то громко булькнуло. Ия с ужасом уставилась в окно, видя, как на заднем сиденье раздуваются огромные полупрозрачные шары призм. Головорезы улепетывали в чащобу, пригнувшись к земле.
– Быстрее!!! – заорала она в ужасе.
Они успели преодолеть крохотное расстояние, когда лес сотрясся от оглушительного грохота канонады. Остатки листвы сорвались с крон, в небо взлетел огромный фонтан земли и грязи. Деревья, вырванные с корнем, мгновенно воспламенялись. Крохотные шарики, еще не успевшие нагреться от тепла, разлетались в разные стороны, словно мелкие злобные пчелки. Они врезались в стволы, перерубая их, изрешетили хрупкую железную обшивку внедорожника, вспороли мягкий грунт. Одна призма, достаточно согретая, перелетала автомобиль и врезалась в землю, отрезая партнеров от машины Люка. В треснутое лобовое стекло прыснула грязь. Автомобиль закрутило в страшном танце, замелькали деревья, превращаясь в единую смешанную линию. Ия закрыла голову руками, завизжав. В один момент они ощутили страшный удар, Феликс со странным сипом ударился о руль, потом его отбросило раздувшейся подушкой безопасности. Ию прижал к сиденью такой же воздушный белый пузырь.
– Твою мать! – пробормотал Феликс, закрыв глаза. – Ты жива?
– Угу… – Ия прокусила до крови язык и теперь ощущала во рту солоноватый тошнотворный вкус. – Хорошо, что мы все-таки занялись любовью, – пробормотала она.
– Что?! – изумился Феликс.
– По крайней мере, прежде чем сдохнуть на этом проклятом задании, я насладилась последней радостью в жизни…
Следующий день превратился в затяжной кошмар.
И день после него тоже.
Ожидание – худший враг.
От безделья я шаталась по дому, потом нашла в одной из комнат оставленную кем-то книжечку в мягком переплете, стойко пыталась вникнуть в перипетии истории, но сдалась. Взгляд бессмысленно шарил по странице, не цепляясь за крупные буквы, казавшиеся абсолютной бессмыслицей. Роман назывался «Второй шанс» и, кажется, в нем говорилось о больших чувствах юного колдуна к ужасно рыжей девушке. Меня мучили мои собственные чувства.
– Куда они? – Я услышала звук работающего двигателя.
– Здесь город какой-то недалеко. – Роман лениво оторвался от созерцания очередного глупого видеошоу и переключил канал. – Хотят двигатели зарядить и обстановку проверить.
– Действительно? – Я, вскочив с дивана, бросилась на улицу. Рома проводил меня задумчивым взором.
На крыльце, облокотившись на перила, стоял Петр и пережевывал очередной бутерброд.
За два дня, похоже, он проглотил весь запас хлеба. Насколько я смогла понять, злаковые в первой параллели ценились и стоили дорого. Хлеб из натуральной муки считался почти деликатесом. Ведь в мире, где три четвертые суши занимали леса, а влажность стояла такая, что воду можно было не только пить, но еще и вдыхать, выращивание зерна приравнивалось к подвигу.
При моем появлении его челюсть на секунду остановилась, рот растянулся в улыбочке, за щекой появился комок, как у исхудавшего хомяка.
Вокруг грязных автомобилей суетились охранники проверяли двигатели, убирали прилипшие к окнам мокрые листья. Я внимательно, с возрастающей тревогой следила за ними, потом за моей спиной с тихим скрипом отворилась дверь. Резко оглянувшись, я буквально уткнулась носом в грудь Люка. Мужчина отодвинулся от меня, даже не глянув, и быстро спустился со ступеней. Сердце болезненно сжалось. Эти дни после скандала мы играли в кошки-мышки, причем догоняла я, а Люкка все время ускользал. Он специально избегал оставаться со мной наедине, вероятно не желая продолжать неприятный разговор. В ту ночь, когда, вдоволь наревевшись, я поднялась обратно, он спал (или делал вид) в соседней комнате, оставив меня в гордом одиночестве. За два дня мы не сказали друг другу и двух слов.
Напряжение, царившее в доме, ощущалось буквально физически, и, кажется, только паскуда Петр мог свободно дышать в деревянных стенах. Поэтому охранники были рады хотя бы на время уехать из нашего убежища, превратившегося в тюрьму.
– Люк, – позвала я, семеня за мужчиной.
Он не ответил.
– Люк, можно мне с вами? – Я продолжала канючить, не сдаваясь и рассчитывая по пути попросить прощения за глупые и жестокие слова, о каких сильно сожалела сейчас.
– Нет, – отрезал тот и уселся за руль.