Топот ног разносился по гулкому помещению и отражался от низких потолков. Кто-то надрывно орал, заглушая остальные крики:
– Не стрелять! Девчонку заденете!
Рома сжимал влажные пальцы Евгении, слышал ее прерывистое дыхание, не давал ей замедлить бега. Впервые он ощутил запах ее энергии – корица и гвоздика. Аромат паники.
Впереди замаячил свет и ступени, по которым они спускались в подвал. Прямоугольник выхода, означавший спасение и свободу. Именно в тот момент какая-то сила вырвала ладонь девушки из его пальцев. Женя вскрикнула, кажется, упав. Он оглянулся и увидел людей, мелькнули человеческие оскалы, но только одна глумливая физиономия врезалась в память – лицо человека с длинными светлыми волосами.
– Беги!!! – заорала Женя, и он не остановился.
Он считал шаги, задыхаясь, слыша, как его догоняют. Парень петлял по переулкам, а ему все казалось, будто за спиной раздаются шаги и чужие голоса. Рома остановился, только когда, забежав за очередной поворот, наткнулся на потемневшую кирпичную стену тупика и понял, что преследователи лишь казались ему. Перед глазами потемнело, легкие горели так сильно, что потекли слезы. Грудь ходила ходуном, со свистом втягивая пропахший сыростью воздух. Опершись ладонями на влажную, чуть склизкую кладку, Роман опустил голову. Здесь, несмотря на царивший тяжелый запах, исходивший от помойного контейнера, стоявшего в нескольких метрах, до него доходил тонкий сладкий аромат чужого мира. Только сейчас он душил и убивал, навязчиво проникая в ноздри. Каждая клеточка тела теперь ненавидела собственную слабость перед третьей параллелью. В голове Ромы молоточками стучала страшная мысль – Женя в опасности.
Тяжело дыша, парень прислонился спиной к стене и осел по ней, запрокинув голову, так что влага пропитала светлые волосы. Сверху на Романа смотрело огромное плачущее небо, не желавшее никак становиться чистым.
Роме с самого начала казалось, что новый мир – его личный, чистый уголок счастья, предназначенный только для него. Похоже, что его дорога в рай устилалась не розовыми лепестками, а острыми шипами.
Он почти ненавидел Женю за то, что собирался сделать.
Город встретил его промозглой погодой: сыростью, ветром и холодом. Шел паршивый день очередной паршивой недели. Внутри, словно иголка, колола подлая мысль, что Оскар пытался убить его, но гонка с препятствиями наконец закончилась, и непонятное чувство, поселившееся в груди, звало его обратно в маленькую квартирку с крошечными комнатками, где несколько дней назад он оставил в одиночестве разомлевшую ото сна и любви девушку.
Всю дорогу он думал о том, как накупит ей подарков. Глупых женский мелочей, огромный букет цветов, украшения. Он с неудовольствием вспоминал, что обычно дарил своим женщинам, и морщился от омерзения. Наверное, Женя сильно разозлилась, не найдя его утром. Цветами тут не отделаешься. На красивом лице Люки появилась кривая усмешка. Она действительно собиралась сигануть с обрыва, доказывая ему какие-то глупости. Зачем, в сущности? Себе он уже все доказал, сидя три часа в машине, как последний осел, перед подъездом разрушенного дома. Было бы честно оставить Женю в покое, не вмешиваться в ее жизнь, но, жаль, честность не являлась главной чертой в его характере.
Огромный холл многоквартирного дома, где он жил, встретил Люка привычным блеском мраморных полов и вышколенным охранником. Люкка сдержанно кивнул вместо приветствия и заторопился к почтовым ящикам, куда бросил мешочек с магнитом. Тот дожидался, заваленный сверху письмами.
Отличный тайник, лучше не придумаешь.
С легким сердцем Люк поднялся на свой этаж, но, когда увидел, что дверь квартиры не заперта, нахмурился. Когда он вошел, то уже понимал, что обнаружит внутри.
Такого разгрома, наверное, не случилось бы и при землетрясении. Перевернутая мебель и выпотрошенные шкафы, валявшаяся горой одежда и разодранные книги, сброшенные с полок, заставили его присвистнуть, а вот разбитое видение – сильно обозлиться. Черный экран с кривой трещиной упирался одним углом в ковер, едва держась на трех хромированных ножках.
Тот, кто совершил набег на его жилище, явно не отличался тактом. Люди Оскара провели бы обыск аккуратно, без следов. Значит, хранители.
Тяжело вздохнув, Люк поднял с пола валявшуюся диванную подушку и, положив ее на сломанный деревянный остов, уселся, вытянув ноги. Похоже, Альберт сильно расстроился от его предложения и не стал поддерживать переговоров.
Мужчина закинул руки за голову, устраиваясь по возможности удобнее. Разбитое зеркало на стене скалилось острыми углами, похожими на клинки, отражая раздвоенное лицо мужчины, четыре глаза и два усмехавшихся рта. Только тут Люк заметил, что на одном из зубцов висит крошечный медальон на длинном кожаном шнурке. От страшного открытия в один миг испарилась улыбка, превратившись в прямую линию рта.
Это был даже не страх – ужас, сводивший все мышцы тела.
Пересиливая некстати навалившуюся слабость, Люк поднялся и осторожно снял ловец. Медальон на ладони, почувствовав хозяйскую энергию, тут же загорелся красноватыми отблесками. Рука тряслась, а по спине пробежала капля холодного пота.
Единственный человек, о котором он беспокоился, больше не был в безопасности.
Темные глаза мужчины почернели от гнева, лицо же стало непроницаемой маской, нервный румянец на широких скулах погас. Люк спокойно, не торопясь, переоделся: натянул чистые джинсы, тонкий свитер, облегающий плечи, короткую куртку. Собрал кое-какие вещи, бросил в сумку карточки кредитов, оформленные на чужие имена, подложную карту личности. Подумав, мужчина вытащил из кучи тряпья на полу женский шерстяной джемпер, оставленный сотню лет назад одной из любовниц, черные узкие брюки, которые наверняка окажутся великоваты худенькой Жене. Он вышел из квартиры, хлопнув дверью и не подумав запереть ее, ведь Люк понимал, что больше никогда сюда не сможет вернуться, ни при каких обстоятельствах. Его решительные шаги разносились по коридору.